Однако в конце концов долго сдерживаемая интеллектуальная активность и подчинение признанному авторитету создали такое непреодолимое давление, что оковы средневекового антропоморфическою мира магии и анимизма разлетелись вдребезги. Годы нападок на аристотелеву физику вылились в пересмотр проблемы движения, а ни подготовило почву для новой и гораздо более плодотворной атаки. В то время, когда старый мир рушился, появились люди, начавшие создавать тот рациональный научный мир, который с тех пор и господствует среди ученых.

Изменилась сама Вселенная. Коперник поместил Солнце в центр, отведя Земле более скромную роль одной из планет. Джордано Бруно разбил небесную сферу; будучи поборником бесконечного пространства (и сожженный за такую ересь на костре), он сделал Вселенную бесконечной; Земля и Солнце оказались затерянными среди бесчисленного количества других планет и солнц. Разглядывая небо в свой телескоп, Галилей обнаружил, что небесное вещество обладает такими же несовершенствами, как и земное. Движение стало относительным и не связанным с пространством, так как пространство однородно и ни одну точку в нем нельзя предпочесть другой. Оресм писал: «Я полагаю, что локальное движение можно обнаружить только в том случае, когда одно тело изменяет свое положение относительно другого». Вселенная, не имеющая более центра в какой-то фиксированной точке, перестала теперь быть чем-то заполненной и обязательно конечной. Тела в ней двигались равномерно от точки к точке, так как свойства пространства всюду одинаковы.

Вернувшись к атомизму, восходящему к Демокриту и Лукрецию, Гассенди¹ предположил, что мир состоит из атомов и их комбинаций, находящихся в пустоте. Ни камни, ни огонь, ни небесное вещество больше не стремились занять свое «естественное» положение в пространстве; перестал существовать мир одушевленных и неодушевленных предметов, наделенных сознанием и волей. Возможно, что бог был первопричиной всех вещей, однако после первого толчка все стало двигаться подобно гигантской машине, подчиняясь строгим законам.

1. Мольер и Сирано де Бержерак были его студентами. Вероятно, в мольеровскон пьесе «Брак поневоле» описано личное отношение Гассенди к философам-схоластам, а в фантастическом отчете Сирано «Путешествия к Солнцу и Луне» — его механицизм. Взгляды Гассенди были не менее еретическими, чем взгляды Бруно, однако, как человек он был значительно покладистей. Дюран полагает, что никому не могло прийти в голову сжечь Гассенди на костре, поскольку в юности он имел много друзей, пыл скромным и регулярно посещал церковь.

День 10 ноября 1619 г. был в Баварии холодным; спасаясь от непогоды, Рене Декарт заперся в натопленной комнате. Здесь, по его словам, ему пригрезились три видения, он видел вспышки света и слыша раскаты грома. Когда он вышел из комнаты, в его голове уже сложилась мысль создать аналитическую геометрию и использовать математические методы в философии. Декарт решил с чистой совестью вступить в новую жизнь: подвергать все сомнению, отрицать все доктрины и догмы, любые авторитеты, особенно Аристотеля.

«Я… должен был… отбросить как безусловно ложное все, в чем мог вообразить малейший повод к сомнению…»

С чего же тогда начать, если во всем следует сомневаться? Можно ли найти что-нибудь, какую-нибудь истину, которая «так тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать». Это «что-нибудь» т. е. главный принцип своей философии, Декарт выразил следующими словами: «Je pense, donc je suis» или по-латыни: «Cogito ergo sum». («Я мыслю, следовательно, я существую»). Этот принцип не является силлогизмом, а следует непосредственно и неопровержимо из опыта, будучи одной из наиболее ясных и определенных идей, когда-либо высказанных человеком. Справедливость остальных положений следует оценивать, согласно Декарту, но отношению к главному принципу, который требовал ясности и определенности. Новый философский метод Декарта состоял в расчленении сложных восприятий на их составляющие до тех пор, пока эти составляющие не сведутся к простым, ясным и отчетливым идеям. Декарт верил не тому, о чем было написано в книгах или чему его учили, а лишь некоторым вещам, непосредственно и интуитивно очевидным.

«Я заключил, что можно взять за общее правило следующее: все, что мы представляем себе вполне ясно и отчетливо, — вес истинно…».

На основании ним принципа, близкого ему как геометру, Декарт попытался построить свой взгляд на мир.

Он рассматривал нею Вселенную, за исключением, возможно, бога и человеческой души, как механизм. Бог создал материю и наделил ее движением; после этого мир стал развиваться в соответствии с законами механики и без постороннего вмешательства. Из этого мира, устроенного подобно машине и состоящего из материальных частиц, подчиняющихся механическим законам, Декарт решил воссоздать всю Вселенную Коперника такой, какой мы ее наблюдаем:

«Потом я показал, как в силу этих законов (природы) большая часть материи хаоса должна была расположиться так, что образовала бы нечто, подобное нашим небесам, … землю, планеты, кометы; … как горы, моря, родники и реки могли образоваться естественным путем, … металлы — появиться… растения — взрасти…»

Видение было всеобъемлющим, как и масштабы задуманного, — получить все наблюдаемые явления, применяя законы механики к движущимся частицам. Однако исполнение, не такое законченное, как видение, вызвало ряд возражений. В частности, Гоббс обычно утверждал, что «если бы Декарт целиком посвятил себя геометрии, он стал бы величайшим геометром в мире; философом же он был неважным».

Гоббсу вторил Фонтенель: «Именно Декарт… дал нам свой новый метод рассуждения, гораздо более привлекательный, чем сама его философия, большая часть которой или неверна, или весьма сомнительна согласно тем же правилам, которым он нас учил».

Установление связи между поведением частиц и наблюдаемыми на опыте явлениями у Декарта скорее было желанием, чем его осуществлением. Однако, даже признав существование такой связи, следовало выяснить: как ведут себя сами частицы?

Отвергнув все, как ему казалось, недостойные внимания воздействия, Декарт предположил, что частицы материи взаимодействуют между собой лишь при непосредственном соприкосновении. Если это так, то как ведет себя отдельная частица, если на нее ничего не действует? Что произойдет с движущейся частицей в пространстве, в котором нет центра и точки которого не различаются между собой? Хотя Декарт никогда не допускал мысли о существовании пустоты, полагая, например, что «вакуум существует только в голове Паскаля», он считал, что такая частица будет двигаться с постоянной скоростью и по прямой линии. Это и является естественным движением в новой физике и описывается теперь законом инерции, или первым законом движения Ньютона.

Таким образом, к концу шестнадцатого столетия взгляды Аристотеля на мир были существенно пересмотрены. Из замкнутой Вселенная превратилась в открытую, из заполненной — в пустую. Пространство перестало иметь выделенную точку, его свойства стали одинаковыми во всех направлениях, и оно оказалось заселенным частицами, которые не стремятся лететь вверх или падать, а движутся от столкновения к столкновению с постоянной скоростью. Вот в таком мире новых представлений и появился Галилей. Даже если бы Галилей никогда не взбирался по ступеням Пизанской башни, ему все равно суждено было кардинально изменить наши представления о движении тел.