Серебряные нити

Теория относительности, будучи началом физики двадцатого века, является вместе с тем венцом классической физики, последней и наиболее изящной вариацией того взгляда на мир, который восходит к Галилею и Ньютону. В известном смысле классическая физика после Эйнштейна, подобно классической музыке после Моцарта, развиваться дальше не могла. Теория относительности предложила новый подход к явлениям: она потребовала пересмотра фундаментальных идей, последовательно использовала только такие понятия, которые доступны наблюдениям (и отбрасывала те понятия, например, понятие абсолютного времени, которые не наблюдаемы), подчеркивала равноправие всех наблюдателей — равноправие, которое должно быть отражено в физических законах. Именно этот подход отчетливо выявился в бурном развитии физики в начале двадцатого столетия.

Замечательные достижения классической физики, объяснившей все на свете—от движения планет до поведения газов, — оправдывали, по крайней мере психологически, складывавшееся в то время мнение, что создание физического мира завершено. Конечно, были и непонятные явления. Удастся ли объяснить их в рамках классической картины? Можно ли считать их несущественными деталями уже завершенного полотна? Или для объяснения этих явлений потребуется создание совершенно новых основ физики? После огромных успехов классической теории — механики, электродинамики, электромагнитной теории света — могло показаться, что физикам осталось лишь уточнять шестой десятичный знак после запятой¹⁾. Сейчас, оглядываясь назад, мы видим, что не все обстояло так благополучно. (Глядя назад, мы всегда видим больше.) Для тех же, кто находился тогда в самой гуще событий, ситуация в физической науке напоминала «игру в 15» (в этой игре нужно расставить квадратные фишки с номерами от 1 до 15 в правильном порядке), когда играющему легко удалось загнать первые тринадцать квадратиков в нужные положения, но никак не удается сделать то же самое с последними двумя фишками. Играющий продолжает упорно и безрезультатно передвигать последние две фишки вместо того, чтобы вернуться к началу игры, поняв, что только новое, правильное с самого начала расположение фишек может привести к благополучному завершению игры. Когда существует успешная теория, объясняющая многие явления природы, трудно согласиться с тем, что ее необходимо разрушить и коренным образом перестроить ее основание. В течение длительного времени пытаются приспособить теорию, как-то модифицировать ее, причесать, видоизменить, чтобы даже наиболее чужеродные для этой теории факты уложились в рамки тех представлений, которые уже известны, которым учили и которые столь успешно работали раньше.

1) В своей автобиографии Милликен пишет, что это знаменитое высказывание о «шестом десятичном знаке» было сделано Майкельсоном в речи на церемонии открытия лаборатории Райерсона в Чикагском университете в июне 1894 г. Майкельсон считал, что он цитирует лорда Кельвина, и позднее он говорил Милликену, что сожалеет о своих словах.

Пристально всматриваясь в красочный гобелен, которым казалась классическая физика, наблюдатель мог заметить на нем появление нитей неожиданных цветов, не соответствующих темам и вариациям ньютоновских узоров. Но в те времена ни наблюдатель, ни даже сам ткач не могли с уверенностью сказать, являются ли эти нити случайными, попавшими на гобелен по ошибке ткача, или же они разовьются в свой новый и богатый узор.