Как сделать общение в семье веселой

Начнем с того, что в «серьезной» своей части атмосфера в семье должна быть теплой, справедливой и благородной. А юмор будет хорошим дополнением. Но о веселом общении надо специально думать. Смешное нести в дом «как подарок. Где-то услышали действительно остроумный анекдот. Они же в одно ухо влетают, а отсмеялись — из другого вылетают. Ну так запомним все специально, запишем и принесем. То же с иными смешными вещами. Сами сострили. Тоже забывается. А один профессиональный сатирик даже во время концерта, если состоялся удачный экспромт, останавливается и сразу же записывает.

Почему бы и нам так не делать? Я знал одну семью, где все смешное — и анекдоты, и экспромты — записывается, а потом такой сборник дается гостям вместо аперитива. Вот вам и антиалкогольное значение хорошей юмористической атмосферы. К чему пить, если и так весело, только лучше, чище, приятнее…

Сборник «Подари шутку» мы ведем и в «Маленьком принце», он всегда очень радует людей. На вечерах, даже если человек сначала один, он берет этот сборник, вчитывается, начинает смеяться, и к нему туг же подходят: «Что там интересненького?» И вот он уже не один. Иногда в той же семье и в том же «Маленьком принце» устраивается чтение сборника. Но стоит ли забывать выдающихся юмористов и сатириков? Их произведения могут украсить и внутрисемейные посиделки, и званый вечер. Зощенко, Драгунский, Жванецкий, юмористические песни Высоцкого… Кладезь доброго, слегка скептического, но не злодейско-Мефистофеле вс кого юмора — романы и новеллы Анатоля Франса, незаслуженно не замечаемого артистами, — в нем юмористическое самовосприятие как бы всего человечества, юмор его философичен.

Искали рубашку счастливого человека, чтобы излечить ею захворавшего короля; наконец, нашли единственного в королевстве счастливого человека, но у него не было рубашки.

И так от абзаца к абзацу. А тонкие, рассчитанные также на печальную улыбку анекдоты Уайльда (вы любите гулять один, как и я, мы так похожи, давайте гулять вместе…)! Все это наряду с классической музыкой обесценено и вытеснено псевдокультурой. А суперсовременная сатира Салтыкова-Щедрина… Все про нас, обсмеешься ведь. И Гоголь… Сталин только декларировал, что нам нужны Гоголи и Салтыковы-Щедрины… Нет, были не нужны. А сейчас нужны. Для здорового смеха в доме и для оздоровления всего нашего общества.

Если смеховая культура зарождается в семье, ее можно пестовать. Кто-то нашел смешное, своя ли острота, рассказанная ли кем-то, выдержка ли… Подхватите, процитируйте, перескажите еще кому-ни- будь, вдохновляйте домашних на дальнейшее остроумие. И смех пусть будет естественным, искренним, веселым, заразительным, ненатянутым, ненатужным… Когда смешное будет жить в семье, то легче будут рождаться и экспромты… Кстати, тогда легче будет выстаивать вне семьи под огнем зловредного юмора.

Юмор — хорошее подспорье в деле внутрисемейного разоружения, если он направлен на себя. Вот вы опоздали на свидание с мужем из- за неисправности часов: Ну не серчай, ты же знаешь, с часами у меня всегда сложные взаимоотношения — то я их подвожу, то они меня подводят…

Такая смеховая культура в семье дает расцвести чувству юмора и у вашего ребенка. Но уж если вы захотите воспитывать у своего дитяти устойчивость к юмору, направленному на него, и будете его высмеивать, то стимулируйте и его к тому, чтобы он направлял юмор и на вас.

Хорошо, когда в детях развивается смысловое, а не буффонадное юморотворчество. Но когда ваш малыш произносит первую смешную фразу, прежде чем радоваться ей и смеяться, оцените, не направлена ли она против гуманности, а то через двенадцать лет вы получите из этого чертенка этакого Мефистофеля, для которого высмеять весь мир будет сладостно. Но вы в этом мире будете ближе всех. Вот дитя рассмеялось, когда кто-то поскользнулся и упал. Действительно, неловкость кажется смешной. Но стоп.

Однажды, увидев, как семилетняя дочка рассмеялась над растянувшимся на льду двухлеткой, отец не стал наказывать ее и читать нотации, но он сразу сместил акценты: Забавный, милый малыш, как медвежонок, ему, наверное, больно, хотя не заплакал, выдержал, пойдем-ка поможем ему встать.

Девочка, в которой эта фраза пробудила уже материнское, поняла свою оплошность. Правда, папочка, — сказала она после того, как «оказала меньшому первую помощь», — ведь он такой маленький, он имеет право быть неуклюжим, а вот я…

Отец отвлек ее, готовую расплакаться, на другие темы…

Критика

В узком смысле (в широком — это обсуждение плюсов и минусов) критика есть не что иное, как сочетание отрицательных оценок, обвинений, «юмора-на-партнера» и сатиры. И все, что мы говорили по каждому из составляющих в отдельности, относится к совокупности этих элементов. Критика может быть оправданна и целесообразна в том случае, если человек, с вашей более или менее обоснованной точки зрения, преднамеренно вредит другим людям, обществу. Запишем еще раз, но теперь уже «отдельной строкой», что агрессия в линии «отрицательные оценки — обвинения — «юмор на партнера» — сатира» нарастает.

Критика недопустима, если человек, объект-субъект критики, сам страдает от своих недостатков, а не другие. Тогда ему надо предлагать помощь, причем так тактично, чтобы он ее принял, не уронив достоинства.

Но даже если без критики не обойтись и мы хотим не просто дезорганизовать сопротивление партнера, а наладить дальнейшее сотрудничество с ним,

Обвинительное жало в критике должно быть сведено к минимуму, акцент должен быть смещен с отрицания на конструктивные предложения.

Мы разовьем эти мысли более подробно, когда будем говорить о реагировании на конфликтогены. Сейчас отметим только, что при возникновении желания высказаться в критическом ключе проявим щепетильность, убедимся, что нами в стремлении покритиковать не движет фактическое стремление покрасоваться.

Но если я сообщаю другу о его недостатках, относясь к нему, как к себе, то имеет смысл применить термин «эмпатическая критика» (помним: эмпатия — это вчувствование в психику другого, друга, с сопереживанием и сочувствием). Без эмпатической критики в жизни не обойтись, но она ограничивается все же отрицательной оценкой с глубоким сопереживанием и не включает обвинения и юмор- сатиру.

Может случиться, что критика потребуется в ответ на серьезные осознанные конфликтогены. Тогда, как сказал Гамлет: «За дело, яд». Но он сказал это, когда Лаэрт произнес слова: «Клинок отравлен».

Категоричность? Категорически нет.

В нашем общении мы не можем обойтись без попыток воздействовать на мысли и оценки людей. При этом мы зачастую «ниспровергаем» то, что кажется правильным и ценным партнеру. Но опасна (и без ниспровержения чего-то) даже только просто безапелляционность высказываний. Они даже могут не затрагивать жизнеповедение человека, но если они затрагивают хотя бы его жизнепонимание, это оказывается не менее взрывоопасным. Ведь если я принял другую точку зрения при категорической ее подаче, то я уступил, признав свою первоначальную точку зрения неправильной и тем самым признав свое поражение. Это нелегко. Вот если бы я сам, без давления увидел свои ошибки, пусть и после изложения им его точки зрения, но без напыщенности! Тогда другое дело. И пусть мы только даем какое-то конструктивное предложение, но делаем это чересчур уверенно, возникает как бы контраст между его автором и теми, кто не «додумался». Или мы лишь не признаем (из амбиции) логические аргументы партнера — тоже ведь малоприятно. Наша категоричность, безапелляционность особенно раздражают, когда принятая нами точка зрения далека от общеупотребительной. Высказываясь категорично, мы как бы принуждаем человека: «Думай, как я!»

Далее мы рассмотрим различные формы давления на жизнеповедение: «Делай, как я считаю нужным!», которые по конфликтогенности еще серьезнее. По отношению к ним употребляют слова «назидательность» и «авторитарность». Понятно, что категоричность перетекает в назидательность и авторитарность и переплетается с ними.

Каковы мотивы, обусловливающие в людях тягу к безапелляционности, категоричности? Когда я был в Кабарде, один высокий кабардинский начальник — наверное, «выше» и не бывает: он был директором мясокомбината в Нальчике — за столом, собранным по случаю приезда туда другого высокого начальника (с которым я туда и приехал), рассказал к месту о пословице, которая издавна в ходу в Кабарде. «Каждая слепая собака считает, что она старше любой другой слепой собаки». Фраза мне настолько понравилась, что я ее, непременно со ссылкой (кабардинская пословица!), цитирую на занятиях по этой теме. При этом (тонкая ирония судьбы!) сам рассказавший об этой пословице был очень уж похож по своему коммуникативному поведению на такую вот слепую собаку Да и не так ли многие? Ведь все мы знаем мало, но уверены, что это он несет чушь, а я несу истину! Так что и здесь все то же желание почувствовать превосходство, получить уважение и соответственно испытать самоуважение. Конечно же мы хотим и эффективно повлиять.

Но парадокс в том, что окружающие воспринимают нас иначе, чем мы себя. Наша уверенность для них выглядит как самоуверенность. Подачу нашей мысли другим людям можно сравнить с подачей в игре с мячом. Если ее подают, подбрасывая вверх: «Лови!», то, как и мяч, ее хочется поймать. А если подают резко и прямолинейно, как бывает опять же с мячом: он летит резко прямо на вас, то мысль, как и мяч, хочется отбить. Даже если мысль верна… Ну а уважают ведь гоже тех, к которым тянутся эмоционально. Поэтому, скорее всего, излишняя убежденность снижает уважение в микрогруппе, а не повышает его, как это может показаться с первого взгляда. С другой стороны, мы будем менее эффективно влиять на людей, поскольку они будут противиться нашей категоричной подаче даже правильных мыслей.