Философия классической эпохи

Появление в Древней Греции в середине 5 в. до н.э. софистов — явление закономерное, ибо софисты обучали (за плату) красноречию (риторике) и умению вести спор (эристике),а спрос на людей, в городах Афинского союза, образовавшегося после победы афинян в греко-персидских войнах был велик: в судах и народных собраниях умение говорить, убеждать и переубеждать было жизненно важным. И софисты обучали этому — искусству , не интересуясь, какова же истина. Поэтому слово «софист» с самого начала приобрело предосудительный оттенок, ведь софисты умели — и учили  сегодня доказать тезис, а завтра антитезис. Но именно это и сыграло главную роль в окончательном разрушении догматизма традиции в мировоззрении древних греков.

Догматизм держался на авторитете, софисты же требовали доказательства, что пробуждало мысль от догматической дремоты. Положительная роль софистов в духовном развитии Эллады — также и в том, что они создали науку о слове и заложили основы логики: нарушая еще не сформулированные, не открытые законы логического мышления, они способствовали тем самым их открытию.

Главное, отличало мировидение софистов от взглядов предшествующих мудрецов, — это четкое разделение того, что существует «по природе», и того, что существует по человеческому установлению, по закону, то есть разделение законов Макрокосма и законов Микрокосма; внимание софистов в мировоззрении было перенесено с проблем Космоса, природы на проблемы человека, общества, знания. В гносеологии софисты сознательно поставили вопрос о том, как относятся к окружающему нас миру наши мысли о нем ? В состоянии ли наше мышление познать действительный мир? — Софисты считали, что мир не познаваем, то есть были агностиками.

Агностицизм софистов вытекал из их релятивизма — учения о том, что все в мире относительно; в гносеологии релятивизм означает, что истина относительна, что она полностью зависит от условий, от времени и места, от обстоятельств, от человека; истина «у каждого своя», учили софисты, как кому кажется, так оно и есть. Софисты признавали лишь субъективные истины, которых действительно много, а объективную истину отрицали. Поэтому можно сказать, что их агностицизм был ограничен их гносеологическим релятивизмом. В учении софистов  он был дополнен релятивизмом нравственным: нет объективного критерия добра и зла, что кому выгодно — то и хорошо, то и благо. В области этики (учении о морали) агностицизм софистов перерастал в аморализм.

Уже в античной сложилась в основном негативная оценка деятельности софистов и их метода — софистики: Аристофан  в комедии «Облака» высмеивает софистов; Платон в своих диалогах выводит различных софистов как лжецов и обманщиков, ради выгоды попирающих истину и учащих этому других; Аристотель написал специальное логическое сочинение » О софистических опровержениях» ,в котором дал такое определение софистики: «Софистика — это мнимая мудрость, а не действительная, и софист тот, кто ищет корысти от мнимой ,а не действительной мудрости» (Аристотель.-Соч.-Т.3-С.536.). Но, пожалуй, самым страстным критиком софистов и софистики был Сократ — первый философ — афинянин по рождению. Сократ оказал огромное влияние на античную и мировую философию, он интересен не только своим учением, но и самой своей жизнью ,поскольку его жизнь была воплощением его учения. Сократ никогда не стремился к активной общественной деятельности, вел «жизнь философа «: проводил время в философских беседах и спорах, обучал философии ,не заботясь о своем благополучии и о своей семье. Сократ никогда не записывал ни своих мыслей, ни своих диалогов, считая, что письменность делает знание внешним, мешает глубокому внутреннему усвоению, в письменах мысль умирает. — Поэтому все, что мы знаем о Сократе, мы знаем «понаслышке», от его учеников — историка Ксефонта и философа Платона.

Как и некоторые софисты, Сократ исследовал проблему человека, рассматривая человека как существо нравственное. Поэтому философию Сократа можно охарактеризовать как этический антропологизм. Суть своих философских забот Сократ однажды выразил так :»Я никак еще не могу, согласно дельфийской надписи, познать самого себя «, и в соединении с уверенностью в том, что он мудрее других только потому, что знает,  что он ничего не знает, что его мудрость — ничто по сравнению с мудростью богов — этот девиз также вошел в «программу» философских поисков Сократа. Есть все основания согласится с Аристотелем в том, что «Сократ занимался вопросами нравственности, природу же в целом не исследовал», — в философии Сократа мы уже не найдем космоцентрического характера рассуждений ,не найдем и парадигмы онтологизма предложенного софистами, а именно: мера бытия и мера небытия — в самом человеке.

Будучи критиком софистов, Сократ считал, что каждый человек может иметь свое мнение, но это тоже не тождественно «истинам, которые у каждого — свои»; истина для всех должна быть одна, на достижение такой истины и направлен метод Сократа, названный им самим «майевтикой» (букв. «повивальное искусство») и представляющий собой субъективную диалектику — умение вести диалог так, что в результате движения мысли через противоречивые высказывания позиции спорящих сглаживаются, односторонность точек зрения каждого преодолевается, получается истинное знание. Считая, что сам он не обладает истиной, Сократ в процессе беседы, диалога помогал истине «родится в душе собеседника». Но что значит знать? Красноречиво говорить о добродетели и не дать ей определения — это не знать, что такое добродетель; поэтому цель майевтики, цель всестороннего обсуждения какого-либо предмета — определение, выраженное в понятии. Сократ, таким образом, первый вывел знание на уровень понятия до, него мыслители делали это стихийно, то есть метод Сократа преследовал также достижение понятийного знания — и это говорит о рационалистической ориентации Сократа. Сократ утверждал, что — внешний по отношению к человеку мир — непознаваем, а познать можно только душу человека и его дела, в чем и заключается, по Сократу,  задача философии. Познать самого себя — это значит найти понятия нравственных качеств, общие у людей; убеждение в существовании объективной истины у Сократа, что есть объективные моральные нормы, что различие между добром и злом не относительно, а абсолютно. Сократ отождествлял счастье не с выгодой, а с добродетелью. Но делать добро, можно, лишь зная в чем оно: только тот человек храбр, кто знает, что такое храбрость. То есть именно знание того, что такое добро и что такое зло делает человека добродетельным, и зная ,что хорошо и что плохо, человек не сможет поступать дурно: нравственность — следствие знания, точно так же безнравственность — следствие незнания доброго.

Такова вкратце характеристика «сократического философского переворота», изменившего понимание и задачи философии и ее предмета. Отзвуки этого переворота слышны во всех культурных эпохах в истории Европы, и основная мелодия зазвучала в новом регистре в 20 веке, когда вновь человек задумался над тем, что значит «знать» и что значит «не поступать дурно«, над тем, как связаны интеллектуальная и нравственная составляющие духовной культуры.

Из античных, так называемых «сократических школ», пожалуй, наибольшую популярность приобрела школа киников (дословно «кюнике философиа» — «собачья философия») — благодаря Диогену Синопскому, который своей жизнью дал образец кинического мудреца ,и которого Платон назвал «безумствующим Сократом».

Диоген настолько «умерил» свои потребности, что жил в глиняной бочке, не пользовался посудой, подвергал свое тело испытаниям; он довел до апогея презрение к наслаждениям, находя наслаждение в самом презрении к наслаждению. В своем опрощении Диоген доходил до полного бесстыдства, но таким, выходящим за рамки дозволенного поведением он подчеркивал превосходство мудреца над обычными людьми .Однако было бы неверным видеть в книге Диогена лишь нигилиста ,этого «античного хиппи»: кинизм подчеркивал и проповедовал нравственно-практическую сторону философского мировоззрения. Киники философствовали своим образом жизни, который считали наилучшим, освобождающий человека от всех условностей жизни, привязанностей  и даже почти от всех потребностей. Диоген признавался6что ему философия давала «по крайней мере готовность ко всякому повороту судьбы«.